Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея (ЛП) - Мосян Тунсю (книга жизни TXT, FB2) 📗
Поначалу Шэнь Цинцю хотел лишь отбояриться от адепта парой вежливых фраз и отослать восвояси, но Гунъи Сяо медлил.
— Хоть этот адепт и не знает, чем намерены заняться старейшины, однако он просит дозволения быть им полезным.
Едва шевеля растянутыми в лёгкой улыбке губами, Шэнь Цинцю бросил спутнику:
— Почему бы и впрямь его не прихватить? По крайней мере, он умеет драться.
Шан Цинхуа, который, в свою очередь, этого не умел, так же тихо отозвался:
— А если он не позволит нам забрать саженцы цветка росы луны и солнца [8], что тогда?
— Ты что, совсем тупой? — беспардонно шепнул Шэнь Цинцю. — Когда придёт время, просто возьмём их да ретируемся. Отнять их у нас силой он не сможет, а на то, чтобы вернуться к своему старому мастеру и пожаловаться, ему понадобится немало времени. Мы же скоренько отряхнём с наших штанов пыль этого места — и дело с концом. Или ты собрался у него дозволения просить?
— А что, если это приведёт к конфликту между школами? — не унимался Шан Цинхуа.
— Да ладно, из-за такой ерунды? К тому же, эти саженцы нужны нам, чтобы спасти жизнь — неужто политика для тебя важнее?
Помявшись, Шан Цинхуа наконец решился:
— Ну ладно, возьмём и скоренько смотаем удочки!
— В путь! — подняв голову, во всеуслышание заявил Шэнь Цинцю.
В результате тяжёлая физическая работа по управлению повозкой была препоручена молодому поколению. Подёргивая за вожжи, он осторожно поинтересовался:
— Старейшина Шэнь, этого адепта занимает вопрос, который он не в силах разрешить.
— Говори же, — милостиво велел Шэнь Цинцю.
— Для заклинателя с уровнем развития, подобным старейшине, проникнуть сквозь барьер нашей школы не составило бы ни малейшего труда, и никто об этом даже не узнал бы. Что же послужило причиной возмущения духовной силы, подавшей сигнал о вторжении?
Кхе-кхе, да всё очень просто. Это всё равно что вызубрить все формулы, но понятия не иметь о решении задач. Шэнь Цинцю остановился на полуправде:
— Причиной возмущения послужило не нарушение барьера, а моя схватка с неизвестным монстром.
— С неизвестным монстром? — оторопел Гунъи Сяо.
— По правде, в этом я не до конца уверен, — признался Шэнь Цинцю, — однако это существо не слишком походило на человека и проявляло враждебные намерения.
— У опушки леса Байлу можно увидеть дым людских поселений на расстоянии десятка ли [9], — продолжал недоумевать Гунъи Сяо. — Здесь никогда не случалось вторжений монстров — по правде, тут даже тигров и медведей нет.
— Что же это тогда было? — приняв суровый вид, вопросил Шэнь Цинцю. — Густая копна волос, кожа бледная, будто кость, и лицо раздуто, словно у голодного мертвеца.
— Чем бы оно ни было, лучше ему больше здесь не появляться, — искренне ответил Гунъи Сяо. — А если оно вновь объявится, старейшинам не придётся марать об него руки, этот адепт в состоянии с ним справиться.
Говоря эти слова, он ничуть не кривил душой: пусть ему и не довелось увидеть меч старейшины Сюя в деле, довольно было и того, что ученик Шэнь Цинцю превзошёл его, заняв первое место на золотой доске. Этот юноша также спас нескольких адептов дворца Хуаньхуа, что, по правде говоря, действительно заслуживало уважения.
Шэнь Цинцю же про себя признал, что в данном случае отсутствие ложной скромности пришлось весьма кстати, а также что юный адепт чем-то напоминает ему Ло Бинхэ — от него веяло всё той же неподдельной теплотой и порывистостью, а его искренняя улыбка волей-неволей располагала к себе любого.
При этом Шэнь Цинцю совершенно не обратил внимания, что следует известной пословице: «Любишь дом — люби и ворон на его крыше» [10], мысленно восхваляя в других те же качества, какими был наделён его ученик.
Сам того не замечая, он с утра до вечера твердил: Ло Бинхэ то, Ло Бинхэ сё. И это при том, что этот самый Ло Бинхэ оставался человеком, которого он боялся больше всего на свете!
Примечания:
[1] В детстве игрались в лошадки —青梅竹马 (qīng méi zhú mǎ) — кит. идиома «зелёные сливы, бамбуковые лошадки» означает детскую любовь. Поскольку здесь речь идёт о двух мальчиках, то употреблено словосочетание 竹马竹马 (zhú mǎ zhú mǎ), то есть буквально «лошадки-лошадки».
[2] Спустя одну палочку благовоний — 一炷香 (yī zhù xiāng) — в букв. пер. с кит. — «одна палочка ладана», горит от четверти часа до получаса.
[3] Семечки лунгу — 龙骨 (Lónggŭ) — в букв. пер. с кит. «киль» или «кость дракона».
[4] Гуй да цян — 鬼打牆 (guĭ dă qiáng) — в букв. пер. с кит. — «Дух, ударяющийся в стену» — относится к феномену хождения кругами.
[5] Лес Байлу — 白露林 (Báilù lín) — в букв. пер. с кит. — «лес белой росы». Интересно, что такое же название имеет один из сельскохозяйственных сезонов (15-й, начинается с 7-9 сентября, с его окончанием наступает равноденствие). С окончанием этого сезона наступит осеннее равноденствие, то есть середина осени китайского календаря. С каждым днём становится всё прохладней, содержащаяся в воздухе влага конденсируется в виде белой росы на траве и листьях деревьев.
[6] Лестница В Небеса — 登天梯 (dēng tiāntī) — Ден Тяньти — в букв. пер. «восходящая лестница».
[7] Чжан 丈 (zhàng) — около 3,25 м.
[8] Цветок росы луны и солнца — 日月露華芝 (rìyuè lù huá zhī) — жиюэ лу хуа чжи — в букв. пер. с кит. «пышно цветущая трава росы солнца и луны».
[9] Ли 里 (lǐ) — в древности — 300-360 шагов, или около 0,4 км., сейчас — около 0,576 км.
[10] Любишь дом – люби и ворон на его крыше 愛屋及烏 (ài wū jí wū) — кит. аналог пословицы «Любишь меня — люби и мою собаку», что значит: любить в человеке и достоинства, и недостатки.
Глава 30. Лекарство от смерти
При квалифицированном содействии Гунъи Сяо путешественники быстро преодолели барьер дворца Хуаньхуа, стремительно приближаясь к цели.
В оригинальном произведении цветку росы луны и солнца уделялось не больно-то много внимания: упоминалось лишь, что он появляется «в пещере, вход в которую скрыт пышной растительностью», ведь этот представитель местной флоры никак не влиял на судьбу главного героя (и ни одной из его многочисленных жён, если уж на то пошло) — напротив, его использовал противник Ло Бинхэ, при одной мысли о судьбе которого Шан Цинхуа становилось невыносимо жаль себя.
Но именно поэтому Шэнь Цинцю и решился на этот шаг: если бы эта травка относилась к числу многочисленных волшебных растений, попавшихся на пути Ло Бинхэ, он бы к ней даже не притронулся.
Законы жанра неумолимы: покушение на имущество злодея ничем не чревато, а вот тот, кто позарится на принадлежащее главному герою, рискует уподобиться тому, кто, пытаясь украсть курицу, в итоге потерял горсть риса [1].
Пусть точное местоположение этой пещеры главам пиков было неведомо, радовало хотя бы то, что на весь лес Байлу она была одна-единственная.
Щелчком пальцев Шэнь Цинцю вызвал ярко-жёлтое пламя, которое, сорвавшись с его руки, принялось кружить вокруг них, освещая проход в темную сырую пещеру.
Сперва им удавалось идти бок о бок, но вскоре проход сузился настолько, что пришлось выстроиться гуськом. Не помогало делу и то, что тоннель петлял, словно кишка какого-то монстра.
Даже с искусственным светом они едва различали путь, и Шэнь Цинцю создал ещё несколько огненных шаров, тянувшихся за ними, словно цепь фонариков. Гунъи Сяо был замыкающим; Шан Цинхуа изначально вообще выразил желание подождать их у входа, но Шэнь Цинцю бесцеремонно втолкнул его внутрь. От робости или неуклюжести его рука то и дело касалась идущего впереди Шэнь Цинцю, отчего по телу заклинателя пробегали мурашки.
Наконец Шэнь Цинцю решил, что не в силах больше этого выносить. Поскольку рядом был посторонний, он понизил голос до шёпота:
— Может, хватит меня лапать?
Ответа не последовало, однако и прикосновения на время прекратились. Откуда Шэнь Цинцю было знать, что, стоит ему вздохнуть с облегчением, как Шан Цинхуа вновь пнёт его по лодыжке. Тут он уже не смог сдержаться, во всеуслышание провозгласив:
